– Я спросила, куда они ее везут?
В конце концов, его глаза открываются в чем-то, похожем на страх. Я решаю, что он понял, что к чему.
– Арена, – наконец хрипит он.
Мое сердце трепещет, подтверждаются мои худшие опасения.
– Которая? – я щелкаю курком.
Я молюсь, чтобы он не сказал Первая Арена.
Он медлит и я вижу, как он сомневается, говорить мне или нет. Я тыкаю пистолетом в его скулу, на этот раз посильнее.
– Говори, или можешь считать себя мертвецом! – ору я, с удивившим саму себя гневом в голосе.
Наконец, после долгой паузы он отвечает: «Первая Арена.»
Мое сердце колотится, худшие страхи оправдались. Арена 1. Манхэттен. Ходили слухи, что она худшая из всех. Это может означать только одно: верную смерть Бри.
Я чувствую свежий прилив ярости к этому человеку – падальщику, охотнику за головами, низшему слою общества, который явился, чтобы забрать мою сестру и Бог знает, кого еще, и прокормить машину, чтобы другие могли видеть, как беспомощные люди убивают друг друга. Вся эта бессмысленная смерть лишь для развлечения. Этого достаточно, чтобы убить его на месте.
Но я убираю пистолет от его щеки и ослабляю хватку. Я знаю, что мне следовало бы убить его, но я не могу заставить себя сделать это. Он ответил на мои вопросы и почему-то я чувствую, что убить его сейчас было бы несправедливо. Я лучше оставлю его здесь. Я вышвырну его из машины и брошу, а это значит медленную смерть от голода. Охотник за головами не может выжить один в диких условиях. Они – городские жители, а не выжившие, как мы.
Я отворачиваюсь сказать Бену, чтобы он вытащил охотника из машины, когда неожиданно краем глаза замечаю движение. Охотник за головами тянется к ремню, двигаясь быстрее, чем, я думала, он вообще способен. Он провел меня: на самом деле он в отличной форме.
Он молниеносно достает оружие. Прежде чем я могу понять, что происходит, он уже направляет его на меня. Вот тупица, как я могла недооценить его.
Во мне срабатывает какой-то инстинкт, может быть унаследованный от папы, и, даже не вполне все осознавая, я поднимаю свой пистолет и как раз перед тем как он стреляет, нажимаю на курок.
Выстрел оглушающий и через мгновение вся машина залита кровью. Меня захлестывает волна адреналина – я даже не понимаю, кто первым выстрелил.
В шоке я опускаю глаза и вижу, что выстрелила ему прямо в голову.
В мои уши прорывается дикий крик. Взглянув на заднее сиденье, я вижу девочку, которая сидит позади водительского места и пронзительно визжит. Неожиданно она выпрыгивает на улицу и мчится по снегу.
На какое-то мгновение я думаю, нужно ли ее догонять – она очевидно в шоке и вряд ли вообще понимает, куда бежит. По такой погоде и так далеко отовсюду я сомневаюсь, что она сможет выжить долго.
Но я думаю о Бри и остаюсь сосредоточенной. Она – вот что сейчас важно. Я не могу позволить себе тратить время на то, чтобы выследить девочку. Я оборачиваюсь и смотрю, как она бежит – странно ощущать, что она намного младше меня. Хотя на самом деле мы примерно одного возраста.
Я смотрю на реакцию мальчика, сидящего на заднем сиденье – ему около 12 лет. Но он просто сидит там, и смотрит, не шевелясь, в одну точку в полубессознательном состоянии. Он даже не моргает. Должно быть у него психическое расстройство. Я смотрю на Бена, который все еще стоит, глядя на труп. Он не произносит ни слова.
Тут только до меня доходит вся серьезность ситуации: я только что убила человека. Не думала, что совершу такое в своей жизни. Мне всегда было не по себе, даже когда я убивала животное, и я поняла, что должна чувствовать себя просто ужасно.
Но все мои чувства притупились. Прямо сейчас я чувствую только то, что мне нужно было это сделать, чтобы защитить себя. Как-никак он был охотником за головами и он приехал сюда, чтобы нанести нам вред. Мне нужно испытывать угрызения совести – но их нет. Это меня пугает. Я невольно осознаю, что, может быть, больше похожа на папу, чем я всегда допускала.
Бен завис, он лишь стоит и смотрит, поэтому я обхожу машину, подхожу к нему, открываю дверь пассажирского сиденья и тяну тело. Оно тяжелое.
– Помоги мне! – бросаю я ему. Меня раздражает его бездействие – особенно когда остальные охотники за головами уезжают от нас.
Наконец, Бен подбегает и помогает мне. Мы вытаскиваем мертвого охотника, всего заляпанного кровью, относим на несколько метров и бросаем в снег, который тут же краснеет. Я нагибаюсь и быстро снимаю с трупа пистолет и запас патронов, осознавая, что Бен не может ясно соображать и слишком пассивен.
– Бери его одежду, – говорю я. – Она тебе понадобится.
Я не трачу больше времени. Подбежав обратно к машине, я открываю дверь водительского места и вскакиваю внутрь. Я уже протягиваю руку, чтобы повернуть ключ, когда неожиданно вижу, что его нет в замке зажигания.
Сердце мое падает. Я лихорадочно осматриваю пол машины, затем сиденья, затем панель приборов. Ничего. Наверное, они выпали при аварии.
Я выглядываю наружу и вижу необычные следы в снегу, которые могут быть оставлены ключами. Я встаю на колени и судорожно прочесываю снег, ища их. Я все больше и больше отчаиваюсь. Это как искать иголку в стоге сена.
Но неожиданно чудо происходит: мои руки нащупывают что-то маленькое. Я проверяю снег еще раз и тут облегчение накрывает меня волной – это ключи.
Я прыгаю обратно в машину, поворачиваю зажигание и машина ревет, вернувшись к жизни. Это модифицированная легковая, но очень мощная машина, что-то вроде старого Шевроле Камаро, мотор гудит в ней очень громко; я уже могу сказать, что она может сильно разогнаться. Я только надеюсь, что достаточно быстро, чтобы догнать вторую машину.